«По прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет" (Мф. 17,1-2).

Как сказано в тропаре (не празднику, но из тропаря канона), что Он взял с собой лучших учеников. Лучший ученик – это не обязательно самый умный, а лучший ученик – это тот, кто лучше усваивает то, что преподаётся. Вот Господь избрал трёх: Петра, Иакова и Иоанна, и они часто все втроём присутствуют при очень важных событиях священной Евангельской истории. И вот это событие, которому они стали свидетелями, настолько важно, что Святая Церковь соделывает его двунадесятым праздником. Двенадцать праздников (Пасха отдельным образом стоит) – вехи среди года, когда каждый христианин должен по возможности оставить свои дела житейские и духовным взором постараться проникнуть в тайну праздника.

Что Господь через это событие хочет нам сказать? Как совершенный Человек Господь был и совершенным Учителем, то есть самым лучшим из всех учителей, которые когда-либо были на земле, и использовал не только непосредственно слова, изъясняющие тайны Царствия Божия, но использовал и притчи – такие иносказания, которые в красочной форме изъясняли то, что трудно изложить вообще на человеческом языке. Потому что мир духовный, он совсем другой, он даже в некотором смысле противоположен миру, в котором мы живём. Ну и сейчас в наше с вами время (вот, сегодняшнее число, месяц, год) – это вообще наглядно показано, когда сатана стал действовать опять откровенно. Наступило такое время. Конечно, мы знали, что оно обязательно наступит, потому что каждое поколение христиан обязательно захватывает свою часть такого времени. Это, видимо, тоже необходимо для нашего духовного воспитания. Ну, всё-таки была какая-то надежда, что мы попадём в какой-то такой промежуток между, так сказать, вот этими периодами осатанелости человечества, но вот не получилось. Конечно, в этом есть Промысел Божий, который всегда благой и всегда желает нам добра. Да, лекарства бывают и горькие, и невкусные, и прочее, прочее... Но ничего не сделаешь, – мы должны принимать и то время, в котором нам пришлось жить в данный момент. Кто помоложе – тому посложней, кто постарше – тому попроще, тем не менее и для них есть в этом некая духовная проблема.

Господь берёт своих самых близких и самых хороших учеников, которые многое поняли. Мы видим это и в Иоанне, который не убежал из двора первосвященника и не убежал от Креста; и в Петре, который исповедовал Христа, когда многие из учеников ушли от него после того, как Он им говорил о Себе, как о Хлебе, сошедшем с небес. У многих разум не мог это вместить. Как это они будут вкушать Его Плоть и пить Его Кровь? И думали вообще, не повредился ли Он в уме, хотя Он говорил о Евхаристии, но это было совершенно невозможно человеку принять.

Как однажды Григорий Богослов сказал, что в человеке всё привычка. К сожалению, вообще людей с самостоятельным мышлением очень мало. Это товар такой штучный. Поэтому человек обычно мыслит такими штампами. Не каждый способен к самостоятельному анализу, да и часто не хватает какого-то даже элементарного образования, потому что подавляющее число людей живут какими-то мифами. Представления об истории черпают из кинематографа. Ну и так далее. Поэтому, конечно, если спроецировать на некий большой экран то, о чём люди думают, как они размышляют, какие у них представления, то это можно, к сожалению, охарактеризовать только двумя словами: полная дичь.

Потому что образование – вещь серьёзная, нужно очень много положить сил, энергии. А каждое млекопитающее лениво. И это заметно даже по кошкам. Кошка, не смотря на то, что у неё теплая шкура, и то, что у неё домашняя еда, ей совсем не надо, как правило, мышей ловить – всё равно она стремится сесть на батарею, чтобы вообще не тратить никакой энергии, даже тепло из теплоцентрали получать, чтоб не тратить свою. То есть минимум миниморум.

Очень многие мамы приходят, говорит: «Сын не работает уже пять лет», или там «дочь ищет работу, не выходя из дома» и так далее. Когда у неё спрашиваешь: «А твой сын или дочь – они полные идиоты?», – «Нет». Ну, а тогда зачем же, если их кормят, поют, одевают, платят за квартиру, за свет и за газ – зачем работать? Всё. Устроилась, как домашнее животное. Всё правильно. Если тебя беспокоит, что не работает – снять с довольствия. На второй день после обеда (по времени, обеда-то не будет) уже человек пойдет устраиваться на работу. Очень кушать хочется. Потому что так сутки на водичке – да, если настроился на пост – ну, можно и неделю и там четыре дня, а дальше уже кушать хочется, всё. Либо пересилить себя – в контейнерах питаться, что неплохо получается, но контейнер надо же разобрать. Не всё же там годится в пищу. Есть несвежее. Несвежее ведь не будешь есть. Это у собаки может желудок это переварить, а у человека – нет, тем более который привык к домашней пище. Там всё должно быть прокипячено, прожарено. А жарить-то, если за свет платит кто-то другой, на чём? Так, бумажечки у этого контейнера собрал, костёрчик, взял консервную баночку, в Москва-реке омыл, и в ней там что-то себе сварил. Хлопотно. Ну нет уж, лучше, решит, пойду работать. Ну люди выбирают: одни – работу, а другие – супчик из баночки. И каждый устраивается. В Москве и для крыс, и для других млекопитающих еды полно. С голоду, вообще, в Москве умереть невозможно, ну только если не парализовало тебя, и ты где-то в однокомнатной квартире лежишь и мирно умираешь. Другого нет.

Поэтому, конечно, труд по преобразованию самого себя из такого млекопитающего в человека, который может вообще анализировать, рассуждать, слышать что-то, учиться – это очень большой процесс. Причём, если этот процесс запаздывает, то возобновить уже потом нельзя. Тех детей, которых находили в джунглях, которые не общались с людьми, у них никогда не восстанавливалась речь. То есть интеллектуально – они люди, а многое по времени упущено. Для человека это очень важно. И поэтому и ученики все разные, потому что один ребёночек возрастает в среде, где мама и папа в обороте имеют сто или двести пятьдесят тысяч слов, а в другой семье папа и мама пользуются пятьюдесятью и междометиями. Ясно, что у этих людей развитие будет совершенно разное. И это невосполнимо.

И поэтому, чтобы людей научить, нужно прибегать к образам, которые Господь давал в Своих притчах. Потому что такое яркое изображение зрительно давало возможность даже простым людям из не очень развитой среды воспринимать Божественные истины. Но помимо всего прочего каждый Его поступок тоже нёс в себе миссионерскую нагрузку, если можно так выразиться. Ведь очень наглядно было для учеников, когда они переплывали через озеро, а Он оставался наедине помолиться, а потом, идя по воде, их догонял. Или вот как здесь на Преображение: предпринял вот это большое трудное путешествие, шли в гору, а потом пред ними преобразился, да ещё, когда это случилось, они посмотрели, – а Он не один, а с Ним два величайших пророка: Моисей и Илия. И они беседуют между собой о том, что надлежит Христу пострадать. Очень важные вещи Он через это хотел им сообщить. И сказал им, чтоб они, то, что видели, никому не рассказывали. И в этом было тоже две вещи. Во-первых, Он не хотел, чтоб это стало предметом такого поверхностного обсуждения, потому что тех, которые могли это вместить, Он их взял с собой, остальным это было ещё рано. А на этих Он надеялся. С этой целью. А вторая цель была другая. Он им сказал, что это тайна. А когда человек хранит некую тайну, для человека это трудно, ну особенно для женщин. Что знают двое – то знает весь мир. Потому что для людей в принципе общение – это такое удовольствие. Но, к сожалению, в силу того, что наша природа вся извращена, все удовольствия у нас носят характер некоторой извращённости. Так как я тоже в речевом жанре выступаю, то всё время замечаю, что для большинства людей совершенно не важно, слышат его или нет. Ему главное –рассказать. То есть его нечто переполняет, и главное вот это всё вывалить. Он испытывает от этого некое сладострастие. Хотя этому какие-то формы иногда такие придаются, например, спросить совета. А вместо того, чтоб спросить совета, человек просто рассказывает: «Вот мы купили билет в кассе, там была такая полная кассирша, вот у неё было четыре перстня на правой руке, два – на левой, глаза покрашены в цвет лежалой курицы, сама стриженая, а волос мало», ну, и так далее. При чём тут это-то? Например, сегодня одна женщина поведала мне, и я на всю жизнь, наверное, запомню, что она двенадцать лет назад венчалась. Я спрашиваю: «А если бы тринадцать, это что-нибудь изменило бы?» Да нет. А тогда зачем это? Какая, собственно, разница? Да никакой. Никакой разницы нет в этом. Это никак не влияет на отношения супругов или на качество воспитания детей. Это никак не влияет. Ну, для человека вот такие странные вещи оказываются какой-то важностью, о которой конкретно нужно сказать. А причина-то не в этом, а в том, что обязательно вот хочется поговорить... Сам процесс говорения носит в себе некое сладострастие.

Вот этого, понятно, Господь не хотел. Он хотел, во-первых, чтоб они усвоили, что путь преображения человека из животного в просвещённого Святым Духом – это путь в гору. Каждый шаг даётся с трудом. Хождение в гору этим и отличается от хождения по ровному месту. Каждый шаг – это дополнительный труд. Кто механику помнит, тому очень легко понять. И второе, что очень важно для человека – молиться наедине. Ведь Он пошёл с ними в гору помолиться. Хотя молиться, понятно, можно везде: и в электричке, и на пароходе, и дома под одеялом, можно. Но пошли в гору помолиться. Вот этот труд и молитва приводят к этому преображению, и они были приведены к этому, приведены Самим Богом.

Что мы должны из этого усвоить? Что Бог Сам хочет нашего преображения, хочет нас взять с Собой. Бог хочет сделать нас участниками Своей Божественной жизни. Он показывает, в чём эта Божественная жизнь заключается. И чтобы её вкусить, для этого нужно преобразиться. Нужно уровняться со всеми святыми. Поэтому Он им показал как собеседников двух величайших святых Ветхого Завета. Потому что понятно, тогда две тысячи лет назад они ещё не знали ни Серафима Саровского, ни Амвросия Оптинского. Тогда вообще таких людей на земле не было, да и быть не могло. Поэтому Он взял двух величайших из ветхозаветных святых, чтобы они это запомнили. И, конечно, они запомнили. Они испытали нечто такое, что Пётр забыл обо всём: и о друзьях-апостолах, забыл про свою семью и стал говорить такие странные вещи: «Господи, давай мы здесь останемся навсегда. Сделаем себе три шалаша: Тебе, Моисею, Илье. А мы при вас тут будем». Хотя, понятно, на Фаворе, я не знаю, по-моему, воды там нет, чем там питаться – не понятно. То есть он забыл вообще о пище, обо всём, потому что его сердце переполняла благодать Божия настолько, что он с этим получил всё. Некоторые чудные люди рассуждают: «Ну а как же вот, ты будешь в раю наслаждаться, а мы там в аду будем корчиться, а тебе будет нас не жалко?» Нет, жалко-то будет, но в той любви Божией, которую человек испытывает, растворяется всякая скорбь. Человек, который не знает этого опыта, он всё меряет на какой-то свой такой кухонно-жизненный лад. Но, к сожалению, не все вещи могут открыться на кухне.

И вот Церковь избирает это событие для того, чтобы и мы, пусть не воочию, но через божественные тексты Святого Евангелия тоже прошли этой дорогой. И чтобы мы тоже постарались понять для себя, в чём необходимо моё собственное преображение, что от меня ждёт Господь, что для этого мне нужно. И идти этим путём. Потому что этот путь как раз предначертал Сам Господь.

И ещё тоже очень важная вещь. Вчера ко мне подходит один человек и говорит: «Батюшка, вот Вы сказали очень интересную вещь, что всякий желающий жить благочестиво, будет гоним». Я говорю: «Ну, привет! Это не я сказал, это в Евангелии так написано». Поэтому нет ничего удивительного, что Спаситель в конце своей жизни как человек тяжко пострадал. В этом тоже есть закон духовной жизни. Большинство людей крестятся и крестят своих младенцев, и они оправдывают это своё безумное деяние (безумное потому, что к этому ум не прилагается): «Ну чтобы ребёночку было хорошо». Некоторые слышали про Ангелов-Хранителей, некоторые даже – про прощение грехов и так далее. И как-то всё хотят себе благо получить.

Ну вот какое же благо получил Пётр? Его распяли на кресте головой вниз. Вот христианство (а Пётр – это одно из лучших воплощений христианства в человеке), оно в этом. Господь не обещает нам благополучия в результате того, что мы становимся его учениками. Сам Господь что получил от людей? Ну, во-первых, конечно, непонимание. Что люди это поймут? Как мне сказал один парень, с которым мы учились в институте, когда я дал Евангелие ему почитать... Я спрашиваю: «Ну как, понравилось?» – «Да, понравилось». Я говорю: «Ну и что?» – «Ну ничего. Если так жить, то тебя затопчут». А он хотел всё быть не из тех, которых топчут, а который сам топчет. И, надо сказать, тоже не больно-то счастливым стал. Ну, какие-то деньжата водятся. Наверное, побогаче меня будет. Но когда мы встречались классом, чего-то он невесело выглядел. То есть сознательно человек не принимает. В этом нет ничего удивительного. Но помимо непонимания, обязательно и предательство, обязательно и сознательное зло, обязательно и клевета. Это обязательно. Этого не миновать никак. Нужно просто быть к этому готовым. И Господь Своих учеников к этому готовил. И в этом преображении, если грубо сказать, Он рай показал. То, что вы сейчас испытаете – это райское блаженство. Но путь туда – через страдания. Нет другой возможности. Никак это не обойдешь, и каждый христианин должен быть к этому готовым. У нас совершенно другой подход, к сожалению. Почему? Ну потому что мы плохие ученики.

Приходит вчера женщина. Мы с ней общаемся. Она рассуждает. Я думал, она пришла первый раз. Я говорю: «А ты Евангелие вообще когда-нибудь читала?» – «Каждый день, – говорит, – одну-две главы». Ничего не остаётся из этих двух глав. Сам образ мыслей и образ поведения прямо противоположный, не усваивается. Потому что Евангелие вызубрить, наверное, можно, как в бессмертном романе Стендаля. Но результата нет. А для Бога важен результат. Потому что вся Европа на девяносто процентов она была безграмотна. А уж латынь знали только священники. Но это же не значит, что там не было христиан. Евангелие усваивали через проповедь и так далее. А сейчас всё переведено и всё возможно. У нас в России славянская Библия появилась только XVIII в веке. А Евангелие на русском языке – только в начале XIX, двести лет назад во время Бородина. А до этого по-славянски было, конечно, Евангелие. Но это что было? Ну в церкви было. А так чтобы дома... Ну кто-то, ну архиереи, может быть, имели. И то не все. Но это не значит, что не было христиан. Сколько святых в России! Это всё усваивалось. Значит были ученики. Значит дело не только в учебниках. А дело в возможности восприятия. Через это созерцание преображения мы тоже можем усвоить многое, если будем размышлять. Поэтому требуется от нас готовность.

Вот человек берёт на себя какой-то крест, ну, естественно, самый такой распространенный – выйти замуж. Ну вышла. И начинается: «Вот он так, он так, вот он так, вот он так... Хоть разводись...» Ну, разводись. Он так. А если вот такой гвоздь в одну руку, в другую, да в обе ноги, да раздеть догола, да предварительно избить, а если ещё оплевать, и на жару, и не где-нибудь там в Подмосковье, а в Палестине, где в теньке плюс сорок, повесить, дать повисеть... Вот тогда чего? Ничего современный человек не может потерпеть. Поэтому он всё время преображает мир.

«Батюшка, Вы ему скажите...» Для чего? «Ну, чтоб мне было полегче». А где это написано в Евангелии, что должно быть полегче? Ну нельзя везде установить кондиционер: в автомобиле можно, в автобусе, в офисе. Но пока идёшь из автомобиля в офис – будет жара. Вот никак ты не сделаешь, чтобы вся твоя жизнь была так обложена прохладной ваткой, чтоб всё у тебя было там разжёвано и укладывалось в рот. Нет, в рот – это долго, прямо сразу в желудок, какой-то сделать на молнии. Потому что, ну жевать... Это вообще... Потом зубы чистить зубочисткой, тоже время на это тратить, лучше кино смотреть.

У нас заточенность совершенно на другое, а уж говорить о страдании – это вообще для современного мира абсолютно неприемлемо. Человек не хочет ничего потерпеть. Просто не хочет. Не то, что не может, а он даже и не хочет. А что это значит? А это значит, что он не может быть христианином. Господь возводит их на гору, чтобы они вот это терпение проявили, когда каждый шаг в этой жаре даётся с большим трудом. Без терпения не приходит смирение. Потому что, когда жарко, когда душно, когда тяжело, когда что-то болит, человека всё это раздражает. Человек хочет лежать, чтоб его, так сказать, ему навевали грустные мысли каким-то опахалом, чтоб была негромкая музыка, прохладное питьё, как только захотел есть – уже несут фруктики, и всё так очень тихо, с любовью... Человек не хочет ничего потерпеть. Значит, у него никогда не будет смирения. В нём всё время будет раздражительность. Дети раздражают, внуки раздражают, люди раздражают, Путин раздражает, всё надоело, всё раздражает. Человек живёт в аду.

А благодать приходит только в смиренное сердце. Потому что преобразиться человек может только под действием благодати Божьей. А Бог только смиренным даёт благодать. Тех, которые благодать восприняли, Церковь именует святыми. От слова Святой Дух. Чем они отличаются от нас? Так, формально, ничем. Среди святых есть худые и толстые; есть огромного роста, есть маленькие; существуют совершенно чернокожие, как уголь, есть блондины с голубыми глазами; есть мужчины и женщины; есть старики, есть дети; есть замужние, есть девицы; есть женатые, есть девственники; есть воины, есть врачи; то есть все есть. Нет только одной категории людей – людей без смирения. Поэтому, если человек не хочет терпеть, значит он не хочет спасения. Поэтому Преображение ещё учит нас и смирению. Учит. А уж что мы из этого усвоим – зависит от нас.